«Выполнение мной данной рассматриваемой специальной операции было частью моего воинского долга, моего долга как гражданина Украины и моей работы».
Последние слова
«Родители воспитывали меня помогать друзьям в беде. Родители учили меня, что нужно усердно учиться и работать, чтобы стать хорошим человеком».
«Мог ли Навальный даже представить себе в 2011-м, что в 2021-м всю его деятельность за 10 лет признают преступной, а в 2024-м его адвокатов будут судить за передачу его мыслей?».
«За это время изоляция научила меня ещё больше любить людей и свободу, ещё больше ценить тех близких, которые поддерживали меня всё это время».
«Давайте, дорогие соотечественники, соседи по Москве и России, поверим в себя, расправим плечи, наденем лучшие костюмы и нарядные платья и вспомним все радости мягкой силы и мужества и пойдем по пути свободы».
Сегодняшние события, происходящие с нами — это эхо далёких лет, звенья одной цепи. Преемственность налицо: в каждом столетии правящий режим считал своим долгом продолжить политику насилия.
«За все 17 лет, что мы работаем в Чечне, — даже в разгар военных действий, в обстановке бомбёжек и «зачисток» — мы не видели в глазах жителей Чечни такого страха, как в последние годы».
«Никто не хочет разбираться, а человек сидит. И всем плевать, все просто выполняют свою работу. Ну и что, что я тоже человек?».
«Мне никогда не давали возможности спросить об этом, и вот сейчас я спрашиваю: почему вы никогда не выступали примирителями? Почему вы всегда были и остаётесь чьей-то стороной и, соответственно, никогда не были центром объединения и победы страны?».
«Если я до тюрьмы был уверен, что 2+2=4, сахар белый, а уголь чёрный, что развязывать агрессивные войны, захватывать чужую территорию, убивать невинных людей — нехорошо, то просиди хоть полвека, разве я изменю свой взгляд на эти простые и очевидные установки?».
«Нам за мнимую террористическую деятельность дали от 13 до 19 лет. В этой стране за фактическое убийство меньше дают».
«Я считаю, что этими действиями режим сам себе роет могилу».
«Мне жалко детей, жалко своих внуков. Мне очень стыдно, очень позорно, я признаю вину».
«Многие говорят: знал бы, где упадёшь, соломку бы постелил. А я бы не подстелил никакую соломку. Я не жалею о дружбе с Ильёй [Шакурским], о своих жизненных принципах, в которые я верю. Ведь, судя по нашему процессу, упасть можно везде, даже абсолютно ничего для этого не делая, поэтому непонятно, куда нужно стелить эту соломку».
«Я не считаю себя террористом и не согласен с теми обвинениями, которые выдвинуты в отношении меня. Я не знаю, как сложится дальнейшая моя судьба и жизнь, но у меня такое глубокое личное ощущение, что все-таки это какой-то косплей на правосудие больше».
«Вы понимаете, что обвинение заведомо невиновного — это тоже преступление, гражданин прокурор? Вы понимаете, что любое уголовное дело через пять лет, через 10 будет поднято? И вы как обвинитель можете попасть на моё место».
«Реальность показывает, что правда, объективность и справедливость сильнее бандитских методов МВД и КГБ. Люди не пугаются встать на путь борьбы за права!».
«Я хочу сказать, что ни в коем случае не хотел никому зла и не хочу никому зла. Меня интересовало исключительно искусство».
«Занятие независимой журналистикой приравнено к экстремизму. Такая категоричность — следствие поляризации общества».
«Делать правильный выбор, повышать уровень честности и здравого смысла — это наш путь. Без нас с вами выборы сами себя честными сделать не могут. Честными их делают люди».
Подписывайтесь на последние слова