Последнее слово
«Я знаю, что мой голос прозвучит диссонансом на фоне общего молчания, имя которому — “всенародная поддержка политики партии и правительства”. Я рад, что нашлись люди, которые вместе со мною выразили протест. Если бы их не было, я вышел бы на Красную площадь один».
Не знаю, принято ли к последнему слову брать эпиграф, но, если принято, то я взял бы эпиграфом слова Анатоля Франса из «Суждений аббата Жерома Куаньяра»: «Неужели вы думаете прельстить меня обманчивой химерой этого правительства, состоящего из честных людей, которые возводят такие укрепления вокруг свободы, что вряд ли ею можно будет пользоваться».
С 17 лет я активно участвовал в протестах против политики партии и правительства (в том числе против некоего Никиты Сергеевича), если я был несогласен с нею. Я знаю, что меня будут обрывать, а потому я должен выбирать выражения.
Судья : Не обрывать, а делать замечания.
Всю свою сознательную жизнь я хотел быть гражданином, т.е. человеком, который спокойно и гордо выражает свои мысли. Десять минут я был гражданином. Я знаю, что мой голос прозвучит диссонансом на фоне общего молчания, имя которому — “всенародная поддержка политики партии и правительства”. Я рад, что нашлись люди, которые вместе со мною выразили протест. Если бы их не было, я вышел бы на Красную площадь один. Если были бы другие методы, я бы их использовал. Я убежден, что в Чехословакии после январского пленума ЦК…
Прокурор : Подсудимому Дремлюге не предъявлено обвинение по поводу событий в Чехословакии.
Судья : Суд просит не останавливаться на своих убеждениях. Учтите это замечание.
Прокурор вчера посвятил две трети своей речи тому, что читал передовицы «Правды». Во вводной части своей речи он касался и Кошице, и Лидице, и венгерских событий…
Судья : Вы не можете критиковать речь прокурора, тем более её вводную часть.
На этой-то части я и хотел остановиться. Именно вводной частью он доказывает, что мы заслужили наказание. Прокурор сказал, что некоторые люди не понимают, что оккупация Чехословакии была акцией “братской помощи”.
Прокурор хочет прервать.
Не перебивайте меня! (Оживление в зале). Я хочу спросить, как бы отнесся гражданин прокурор…
Прокурор : Протестую. Подсудимый не имеет права задавать вопросы. Разъясните это ему.
Судья : Учтите это замечание. Ещё раз предупреждаю вас: не останавливайтесь на своих убеждениях.
Но, к сожалению, именно мои убеждения и привели меня сюда. И поэтому я не могу их не касаться. Я считаю, что данный процесс, как и другие процессы, и сталинизм…
Прокурор : Обвиняемому Дремлюге предъявлены конкретные обвинения, он и должен касаться именно их. В процессе не рассматриваются другие, более ранние события.
Судья опять делает замечание.
Я не закончил свою фразу, хочу её закончить.
Судья : Суд ещё раз делает вам замечание.
Я считаю, что все вышеперечисленные явления вызваны отсутствием права критиковать правительство. Ради того, чтобы впоследствии это право было законным, я и вышел на Красную площадь и вышел бы куда угодно. И в дальнейшем я буду выражать свой протест любыми средствами. После антикультовского съезда…
Прокурор: Прошу суд предупредить подсудимого Дремлюгу, что на основании ст. 297 УПК РСФСР подсудимый может быть лишен последнего слова, если он будет употреблять недопустимые выражения.
Судья : Если вы не исполните последнего требования, мы вынуждены будем принять определённые меры.
Я…
Прокурор : Прошу объявить перерыв на пять минут, чтобы адвокат мог разъяснить подсудимому его права и обязанности при произнесении последнего слова.
Судья объявляет перерыв на десять минут.
(После перерыва).
В знак протеста против данного судебного процесса и многих других, я отказываюсь от предоставленного мне законом последнего слова.
11 октября 1968 года.
Московский городской суд, Москва, СССР.
Источник: «Мое последнее слово. Речи подсудимых на судебных процессах 1966-1974 гг». Вольное слово, Самиздат, выпуск 14-15, Посев 1974 года.