«...сообщая о былой службе сотрудникам лагеря для беженцев, я надеялся найти как минимум здравый смысл, как максимум — правосудие. А сейчас мне страшно. Мне страшно, что здесь, в зале суда, я могу не найти ни того ни другого».
Последнее слово
«Я не переступил ни сантиметра границы своего государства, я оборонял родину, где жил, учился, создавал семью».
Я действующий военнослужащий, который был взят в плен, а впоследствии был задержан. Прокурором было сказано, что у подсудимых нету статуса военнопленного, хотя среди нас есть действующие военнослужащие.
В нашем случае, увы, так получилось, что произошёл между двумя нашими странами военный конфликт, но даже в войнах надо придерживаться каких-то правил. Любой может поставить себя на моё место. Если вы попадаете в плен, вас задерживают, соответственно, любой бы хотел, чтобы придерживались международных правил, которых люди давным-давно договорились придерживаться, если будут какие-то войны.
При этом у тебя нет никаких военных преступлений. Следователи, оперсотрудники все проверили, проверяли тщательно и фактов этого не выявили. Из всего обвинения, которое есть в мой адрес, — это непосредственно участие в подразделении (естественно, мы несём службу) и также статья 278 УК РФ — о том, что я непосредственно был намерен нанести ущерб конституционному строю РФ и населению РФ.
Хотя был задержан возле территории города Мариуполь. На тот момент это уже были боевые действия полноценные. До них это была [территория] полностью подконтрольная администрации Украины. И как в моих намерениях могла оказаться какая-то угроза для конституционного строя и народа Российской Федерации, если я был задержан на территории Украины, ДНР? Называйте как хотите, но по факту я был задержан на территории, которая под администрацией РФ не находилась.
Если бы я был задержан в какой-то области Российской Федерации, конечно, вопросов нет. Тут уже я могу наносить ущерб. Но я был задержан на территории Украины. О каком ущербе для Российской Федерации может идти речь?
Как человек военнослужащий, я понимаю, что на всех нас лежит ответственность, обязанность перед собственной родиной. Мы люди подневольные и выполняем приказы, которые нам поступают сверху.
Говорить о том, что нас готовили к тому, чтобы напасть, какое-то там вторжение — смешно.
Началось «СВО», боевые действия начались. 24 февраля, ночь. У меня дом находился недалеко от КПП как раз, мы с моей гражданской супругой… Четыре утра. Мы повскакивали, кто был в чём, успели кинуть элементы защиты на себя. Подождали, пока прилёты, взрывы закончатся.
Все понимали, что лучше подготовиться, но реально этого [угрозы войны] никто не видел. Заехал домой, тёща успела купить крестик. [С сослуживцами] общались в мессенджерах, [нужно было занять] локацию и ждать распоряжения.
Я ещё с 2014 года запомнил: если боевые действия идут к тебе, желательно от них уехать. Не ждать, не цепляться за четыре стены, а брать самое ценное и покидать эту зону боевых действий. [Но] я действующий военнослужащий, а обязанность военнослужащего, когда нападают на страну, — оборонять страну. Меня воспитали так, что мужчина должен служить. Что я и делал. Я не переступил ни сантиметра границы своего государства, я оборонял родину, где жил, учился, создавал семью. И следствие мне вменяет статьи, которые я считаю несоразмерными.
[Начались] хаотичные обстрелы [Мариуполя], полное уничтожение, зачистки в городе. [Мы с сослуживцами] оттягивались, потом заняли завод Ильича. В ходе хаотичных боев сложности с управлением были, электроника сажалась, связи не было.
Хаотичные урывки информации доходили до личного состава, от одного к другому, и принимались решения.
Распоряжение 3 марта для морпехов — выходить из окружения к союзным войскам. В ходе боевого столкновения и задержания на меня был накинут мешок, перевязаны руки. И дальше было путешествие в мешке, просто ждал, когда соблюдение правил начнется.
Мы шли группой, в наших действиях нет совершенного преступления. Преступление, получается, в том, что мы защищали Родину и выполняли приказы.
Я попросил бы вас, уважаемый суд, обратить внимание, что в планах было защитить границу собственного государства. Я собирался защищать то, что было моё и было у меня. То есть абсолютно здравое правило жизни в общем. Мы не группировка какая-то там, которая терроризирует, как ИГИЛ, запрещённый в Российской Федерации. Мы — военное формирование с определенными функциями, которое выполняло свою задачу. У меня на этом всё.
Южный окружной военный суд, Ростов-на-Дону, Россия
5 марта 2025 года
Источник: Медиазона
Подробнее о деле: Мемориал
Фото: Александра Астахова / Медиазона
Cвязанные последние слова
«Я увидел мешки на головах, провода на разных конечностях тела, сломанные рёбра, отбитые почки, люди, забитые до смерти, голод больше года, никакой медицинской помощи, люди гнили, ноги, руки, вши, клопы, два раза душ за год, в который мы сходили, — ушли грязнее, чем пришли, ещё и побитые».
«В воинской части, в которой я работал, абсолютно все гражданские люди. Когда я сказал об этом следователю, он помотал головой и сказал: "Понимаешь, братан, невиновных людей нет. Просто если ты находишься на свободе, то это не твоя заслуга, а наша недоработка"».
«Получается, что человека нарядить в террористы, свержителя власти — это гораздо проще. Я так понял, тут и доказательств никаких не требуется, просто четыре буквы, название того подразделения — "Азов"».