Зиновкина Анастасия

Последнее слово

«Что для меня дороже свободы и жизни? Для меня это, безусловно, свобода или жизнь другого человека. Любовь дороже свободы. Революция».

Сначала я хочу поблагодарить людей, которые пришли сегодня к нам на суд. Спасибо большое. Я знаю, что у нас очень утомительные суды. 

Хочу обратиться к моим друзьям: я хочу, чтобы все люди, которые знакомы со мной, обратили внимание на ситуацию в Сакартвело. Прошу вас: поддержите ребят на Руставели. Так же, как они поддерживают нас с Артёмом. Мы живы только потому, что они про нас помнят и называют наши имена. Помогите снести террористов, которые преследуют не только меня и моих близких, но и целый народ. 

Моя история не должна повториться. У меня забрали возможность родить ребенка — я хочу, чтобы моим ребенком стала революция в Грузии. Я прошу своих друзей провести расследование. Найти имена всех преступников [во власти], все их денежные средства, расследовать их происхождение. <…>

Я всегда была смелым человеком. Теперь я знаю, что есть милосердие. Я призываю вас к революции. Любовь — это революция, милосердие — это революция, милосердие к людям, у которых забирают жизни, свободу, здоровье, деньги, будущее эти террористы.

Революция — это месть обреченных. Понимаете ли вы, что вы обречены? Что сегодня убивают нас, но они не остановятся. Им всегда будет нужна новая кровь. Мы отдали свою жизнь и свободу за любовь, за право человека оставаться самим собой. Нас превратили в мучеников, но я обещаю не сдаваться, я буду бороться изо всех сил, и страха у меня нет.

Отчаяния тоже нет. Я понимаю, что наше дело может стать последней каплей, и все наши палачи заплатят в сто раз больше. Простите, но мне от этого весело. Я надеюсь, вы тоже сможете преодолеть в себе страх и не будете сдаваться. Я буду верить в победу и в вас.

О проблемах со здоровьем

— За девять месяцев меня не смогли нормально диагностировать. У меня болит спина, у меня немеют руки и ноги. Я стою на судах, потому что боюсь, что у меня защемит позвонок, шею, и я упаду и не встану. 

Три месяца назад меня свозили в 18-ю больницу. Там мне назначали физиотерапию. Но письмо из больницы магическим образом потеряно. Меня не только не показали нейрохирургу, как рекомендовал врач. Мне отказали даже в такой маленькой помощи, как физиотерапия. Мне не дают заказать в магазине ортопедическую подушку и лекарства.

Это называется «похоронили заживо». Меня заперли и ждут, пока я умру. Не дождетесь.

Я молчу о том, что материалов дела на русском языке не предоставили. На картули тоже не полностью. То есть даже видимость закона они соблюдать не собираются. Посадить — посадили, но даже осудить по-человечески, соблюсти видимость закона им лень.

Моё здоровье вряд ли позволит мне пережить срок. Наверное, это моё последнее слово в прямом смысле. Но я нормально себя чувствую. По моим заявлениям о сексуализированном насилии со стороны полиции, мужчин, которые не имели права даже задерживать меня, тем более нападать и подкладывать мне наркотики, — по моим заявлениям ничего не сделано.

Об условиях в заключении

— В женской тюрьме девочки в ужасных условиях. Мы даже не о свободе там мечтаем, а об условиях как в мужской тюрьме в Глдани. Чтобы нас показывали докторам, чтобы мы могли покупать лекарства, чтобы в магазине была свежая еда. В камерах женской тюрьмы примерно на девять квадратных метров стоят четыре кровати, стол, скамейка, тумбочка — и девочкам негде ходить. Они девять месяцев просто лежат (девять месяцев длится судебное разбирательство — прим. Paper Kartuli).

Я молчу про анализы. Я просто для порядка, для смеха, добивалась того, чтобы нам сделали анализы хотя бы на туберкулез. Даже здоровый человек в таких условиях, какие сейчас созданы в женской тюрьме, с трудом переживает девять месяцев. Тюрьма — это пыточная машина, которая уничтожает ваших женщин. Душ два раза в неделю по 10 минут. У меня уже два месяца красные пятна по телу, и еще у десяти девочек такие же.

О недопуске в Грузию мамы

— Мою маму не пустили в Грузию. Сначала у неё вымогали деньги. Двое суток её продержали в аэропорту и отправили обратно в Россию. Потом ей выписали фальшивый штраф. Полиция [Грузии] решила утверждать, что 10 марта она перекрывала дорогу. Но 10 марта она была на работе в России. Они даже не смогли посмотреть, в какой день она приезжала ко мне в тюрьму (мать Анастасии Зиновкиной приезжала в Грузию в начале марта — прим. Paper Kartuli).

О причинах голодовки и требованиях

— За девять месяцев я успела многое обдумать. Что для меня дороже свободы и жизни? Для меня это, безусловно, свобода или жизнь другого человека. Любовь дороже свободы. Революция. Иногда чья-то смерть может поменять больше, чем вся жизнь. Сопротивление — это высшая добродетель. Я знаю, что всегда есть множество вариантов сопротивления. Сейчас я выбираю голодовку. <…> Я объявляю голодовку с требованием освободить Антона Чечина и Артема Грибуль.

Сколько человек может оставаться без еды? Узнаем. Я не собираюсь умирать скоро. Думаю, времени достаточно, чтобы выполнили те действия, которые по закону нужно выполнять без голодовки. Вы можете зайти ко мне, прокурор, я могу вам предоставить всю информацию. 

Каждый человек несет персональную ответственность. Перед Богом, перед законом, перед людьми. Персональную ответственность перед самим собой. Я понимаю что вы можете сказать: «Настя, всё не то, чем кажется». И будете правы. Вы выполняете роль судьи и прокурора. Я знаю, что не вы меня испугались и организовали всё это. Но что вы сделали, чтобы меня спасти? Вы знаете, что я невиновна. Вы знаете, в каких условиях я содержусь. Этот процесс — чтобы запугать вас, а не меня. Я не боюсь. Когда живешь в России, либо устаешь бояться, либо умираешь.

О предложении адвоката признать вину и обмане

— Люди, которые так сильно любят Путина и хотят жить в диктатуре, не понимают, что это. Диктатура — это когда все работают. Когда прокурор заходит к политзаключенному чуть ли не каждый день. 

Ко мне заходил один адвокат, спросил, хочу ли я признать вину. Он сказал, что Артем признал вину (Грибуль не признавал вину — прим. Paper Kartuli). Я мысленно похоронила отношения с Артемом. <…> Мне было неловко, потому что приходилось говорить, что я посижу.

Некоторые сотрудники полиции, когда я ехала на суд, просили меня не возвращаться. Но без меня вы вообще не будете работать. Вам надо готовиться к жизни в диктатуре. Я вас научу соблюдать правила тюрьмы и законы. Вы не дали мне уехать из Грузии, теперь я от вас никуда не денусь. Это был ваш выбор.

О ложных свидетелях и угрозах

— Переводчица Шорена Табатадзе продолжает работать. Как переводчик она вообще ноль. Но хорошо угрожает по-русски. Полицейский Иракли Мухадгвердели угрожал мне изнасилованием. Он сейчас является заключенным, он признал вину в том, что в состоянии затемненного сознания стрелял на улице (бывший полицейский Иракли Мухадгвердели признал вину и пошел на сделку со следствием — прим. Paper Kartuli). <…>

Все люди, которые нарушили закон, очень быстро самоуничтожаются. Я прошу вас сохранить им жизнь. Я хочу быть на суде, справедливом суде, где они будут обвиняемыми. Я требую освободить невиновных Антона Чечина, Артема Грибуль и меня. Требую предоставить нам госзащиту как пострадавшим. В том числе от действий сотрудников полиции. <…>

У меня, кстати, не взяли анализ на наркотики — с формулировкой «нет необходимости». Как мне тогда сказали: «давай лучше про митинги поговорим». Анализ ДНК у меня тоже сначала не взяли. <…>

Во время моего задержания были произнесены угрозы, которые сейчас осуществляются. Мне сказали: «Ты будешь умирать, кричать от боли, и к тебе ни один доктор не подойдет». Так и происходит. Это осуществленная угроза полицейского, который отправил меня в тюрьму.

За два месяца было два отравления. Когда я не хочу есть, я отдаю еду соседкам. Два дня назад я тоже так сделала, и девочка, которая съела эту еду, до сих пор лежит с температурой, ее рвет, ей плохо.

Об ограничении времени на последнее слово

— Мне тоже жалко моего времени. Я не просила вас быть моей судьей. У меня последнее слово, я хочу сказать всё, что я хочу сказать. Я буду говорить, потому что я не сказала своё последнее слово. Каждый суд вам было некогда. Вы не всё выслушали, что я хотела вам сказать.

Какой статьей вы сейчас пользуетесь, ограничивая моё последнее слово? Я буду говорить. Я расскажу про наше задержание. Утром 17 декабря… Зачем вы подкинули нам наркотики, если у вас нет времени? 

ჩემი გული რევოლუცია («Мое сердце — революция» — прим. Paper Kartuli). Мне не дали сказать полностью своё последнее слово. Надеюсь, на днях оно появится в СМИ. Желаю удачи и больше не вляпываться в такие истории, как этот цирк. Ничего личного.

12 сентября 2025 года,
Тбилисский городской суд, Тбилиси, Грузия.

Источник: Paper Kartuli.
Подробнее: Paper Kartuli. 
Фото: Publica.ge.

Поделиться в соцсетях: