Последнее слово
«Как может закон внушать уважение, если он приводит человека к конфликту с его совестью? Как может быть уважение к закону, если он наказывает человека за осуществление его прямых обязанностей?».
Между двумя законами…
Право на жизнь, когда запрещено рождение.
Я был арестован 16 августа 1971 года за то, что летом того же года обучал нескольких детей Закону Божьему в церкви в Пренае. В протоколе одного из заседаний суда записано: «В церкви находилось около 70 детей с родителями». Я был обвинён в нарушении части I ст. 143 Уголовного Кодекса Литовской ССР, в которой говорится об отделении церкви от государства. Обвинение было мне предъявлено во время ареста.
Как мне объяснить свои действия? Я вынужден повторить тот же аргумент, который я привел, когда группа атеистов, зашедших в церковь, спросила, знаю ли я о том, что обучение детей религии запрещено. И я повторил слова, которые произнесли первые ученики Иисуса Христа перед Синедрионом: «Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам».
1. Следовательно, если я обучаю детей истинам веры, то делаю это согласно наставлению Христа: «Итак идите, научите… Уча их соблюдать всё, что
я повелел вам». Это наставление обращено ко всем, без различия между взрослыми или детьми. Оно призывает не к изучению образа жизни какого-либо философа, но к тому, чего хотел Христос, подчеркивая прежде всего Его самую главную заповедь: не считать никого своим врагом. Среди тех, кто выдаёт себя за истинных знатоков жизни, никто не осмелился взять на вооружение эту заповедь. Даже коммунистическая партия.
2. Католическая церковь закрепила этот завет Христа юридически, включив его в три статьи своего Кодекса канонического права (Codex Juris Canonici, 129, 130, 131).
3. Родители продолжают следовать этому завету, обучая своих детей истинам веры, образу жизни, указанному Христом, и это им принадлежит естественное право воспитывать своих детей. Когда родители хотят обучать своих детей музыке, они обращаются к учителю музыки; математике — к учителю математики, и так далее. Вследствие этого мы, священники, оказываемся между двумя законами.
Можно было бы предположить, что государство, издавая законы, стремится только к благу своих граждан. Но это немыслимо без свободы совести,
без признания за родителями права воспитывать своих детей. Более того: Советский Союз подписал также и ратифицировал Декларацию прав Человека. Об этом много говорилось год тому назад, в связи с подобным же процессом над священником Шешкявичусом, поскольку этот процесс касался не только отдельного человека, обвиняемого, но всей католической Церкви как юридического лица. Я полагаю, что бесполезно здесь отмечать, что проблема эта становится уже как бы проблемой определенной географической местности. Однако следует упомянуть о последнем заявлении на эту тему Генерального секретаря Коммунистической партии СССР Брежнева.
Уполномоченный Совета по делам религии при Совете Министров СССР по Литовской ССР, Ругенис, в официальном интервью редактору литовской газеты за границей, Иокубке, подчеркнул, что в Литве осуществляется полная свобода религии и совести. Он даже заявил, что никто не имеет права ни у кого спрашивать о его религиозных убеждениях. Впоследствии Иокубка описал положение религии в Литве в своей книге «Теву Земе» (Земля отцов), вышедшей в Чикаго. Это положение обсуждалось также и в небольшой брошюре, недавно изданной в Литве по-английски и итальянски «Религия в Литве». Согласно официальной версии, отношение правительства к этому вопросу, — не только в прошлом, но и до недавнего времени — таково, что в Литве практикуется полная свобода религии.
Но свобода католической церкви, поскольку она является юридическим лицом, должна быть не номинальной. Если ее существование разрешено, то из этого следует, что ей должно быть разрешено питаться, дышать и так далее. Если официально признано существование священников, то необходимо считаться с тем, что они исполняют свои главные функции, то есть совершают богослужения, отпускают грехи именем Божиим, и наставляют. Меня, по-видимому, подвергли суду за исполнение того, что является моими прямыми обязанностями. Читая протоколы судебных заседаний, заявления атеистов в различных местах, где я работал, я вижу, что меня обвиняют за то, что я исполнял свой долг. К сожалению, по этому поводу не имеется свидетельства епархиального управления. Может быть, оно тоже считает меня виновным в исполнении моих обязанностей?
Судьям следовало бы ознакомиться с обстановкой, которая несомненно повлияла на мое поведение, предшествовавшее суду: бесчисленные случаи нарушения атеистами или различными правительственными учреждениями закона о свободе совести.
Определение «атеист» я употребляю здесь, как наиболее подходящее для данного случая, потому что атеист — будь это сотрудник органов государственной безопасности, или административного аппарата, или народного образования — обычно проявляется одинаково — это борец против Бога. Законы СССР разрешают проблему свободы совести путем отделения Церкви от государства. Однако из-за некоторых атеистов Церковь не чувствует себя отделенной от государства. Наоборот, она подчиняется интересам атеистов. И нередко к этому приводят обман и крючкотворство. По этим же причинам верующие чувствуют себя как бы «вне общества». Они подвергаются дискриминации перед законом. В народе эти факты известны и посему представители республики не должны их обходить молчанием.
Для примера можно привести некоторые факты из наиболее схожих с настоящим процессом.
Прежде всего, верующие замечают свое неравное положение перед лицом закона, неравенство, о котором свидетельствует наличие у атеистов своей печати и школ, в то время ка к верующие лишены
и того, и другого. Если священников наказывают за то, что они подготавливали детей к первому причастию, то интересно было бы знать, состоялся ли хоть один судебный процесс над каким-нибудь атеистом за то, что он нарушил интересы верующих, в частности, на основании дополнения к ст. 143 Уголовного кодекса, изданного в 1966 г. А таких случаев можно было бы привести множество:
а) например, год тому назад учительница средней школы из Вилкавишкиса была отстранена от преподавания за то, что она верующая. Ей не только запретили преподавать, но вообще заниматься каким-либо трудом. Может быть, это не является нарушением свободы совести? А ведь это отнюдь не единичный случай в наших кругах;
б) кроме того, вследствие рвения атеистов, люди, и в особенности молодежь, студенты и руководящие работники, не посещают церковных служб. Разумеется, они чисто инстинктивно чувствуют, что лучший путь к познанию Бога есть наблюдение за лицом человека, погруженного в искреннюю молитву. Они инстинктивно чувствуют, что то, что мы называем дарованием благодати, так же как и сила веры, неразрывно связаны с богослужением. Поэтому, хотя свобода совести и существует, внутренняя культура людей, в особенности молодежи, не может развиваться. В целом ряде случаев преподаватели не позволяли ученикам, присутствовавшим на похоронах, войти в церковь или же принуждали
их выйти. Разве это не есть покушение на свободу совести?
Об этих и подобных фактах, хорошо известных в народе, не могут не знать власти. Почему они ничего не предпринимают? Неудивительно поэтому, что верующие не чувствуют себя равными перед законом. Более того, верующим особенно трудно понять, почему власти ни разу не ответили на их жалобы о существующей дискриминации. Из печати ясно, что соответствующие органы власти должны отвечать на любые заявления в течение одного месяца. Реакция верующих на настоящий судебный процесс тоже может служить примером. Летом этого года, когда дети обучались в церкви истинам веры, в церковь вошла группа атеистов, детей тайком сфотографировали и записали их имена. Матери поднялись на защиту своих детей. В церкви произошли беспорядки. Принимая во внимание психологию людей, немного не хватало, чтобы повторилось нечто подобное событиям в Кражяе, как это было во времена царского гнета.
После этого инцидента родители 69 детей обратились с жалобой в Комиссию партийного контроля при Центральном Комитете Коммунистической партии Литовской ССР. Однако ответа не было, несмотря на то, что были даны адреса всех подписавшихся.
Перед лицом подобных фактов невольно возникает вопрос: почему община верующих остается вне закона? Способствует ли такое положение уважению к Конституции? Должно ли удивляться тому, что у людей возникает мнение, что Конституция, гарантирующая свободу совести, а также ратификация Декларации прав Человека — служат чисто пропагандным целям? Дополнение к ст. 143 Уголовного кодекса, изданное в 1966 году, также звучит как чистая пропаганда (наказания за нарушение свободы верующих); такое же впечатление производят интервью Ругениса Иокубке, издание «Теву Земе», «Религия в Литве» и другие статьи, в которых содержатся рассуждения о свободе совести. Видя все это, почему республиканские власти не вмешиваются? Неужели существуют тайные законы, противоречащие официальным и неизвестные народу?
Но продолжим.
Ряд фактов в поведении атеистов свидетельствует о покушениях на свободу совести. Почему ничего по этому поводу не делается? Поведение атеистов по отношению к общине верующих почти в точности напоминает поведение герцога Глостерского, описанное в X V веке Шекспиром. Претендуя на
английский трон, он тайком умертвил всех своих соперников, а к народу выходил с молитвенником в руках.
1) Разве не обманным путем нарушается свобода совести, когда, вследствие уловок атеистов, только тем людям, которых они сами выдвигают, разрешается получить образование в Риме или стать кандидатами в епископы? Какая иная цель может скрываться за подобными манипуляциями, как не предательское намерение разрушить церковь изнутри, в той самой стране, конституция которой гарантирует свободу совести, и когда всему окружающему миру пытаются внушить что епископы по праву занимают свои места, и все предписания исходят
от епархиальных управлений, в то время как в действительности все перемещения священников и все распределения постов диктуются атеистами?
Таким образом, положение католической церкви в Литве становится подобным положению православной церкви.
2) Разве это не преступно — компрометировать в глазах верующих и Ватикана определенных священников и даже епископов? Может быть, верующие виноваты в том, что Его Преосвященство, епископ Сладкявичус, энергичный человек с прекрасным здоровьем, был упомянут в Ежегоднике Папской канцелярии как «sedi datus»?
3) Разве это не чистый обман — существование только одной семинарии для обучения священников, в которую разрешается принимать, и поэтому рукополагать, только четырех-пяти священников в год, в то время как за тот же период умирает в Литве от двадцати до тридцати священников? А что же сказать о тех манипуляциях, которые производятся, чтобы помешать студентам и преподавателям, отличающимся особыми способностями и прекрасным образованием, поступать в семинарию?
4) То же самое относится и к обучению детей. Разве не подлог разрешать первое причастие и в то же время требовать, чтобы дети готовились к нему по одному (хотя в этой связи нет специального закона)? Как можно подготовить каждого ребенка в отдельности в тех приходах, куда во время летних каникул они приходят сотнями? В этих случаях родители, совершенно понятно, ожидают помощи от священников. Но что мы можем сделать? Позволить, чтобы дети шли к первому причастию неподготовленными? Нельзя любить того, чего не знаешь. Может быть, за подобными предписаниями даже не скрывается намерения удалить детей от влияния родителей? Тогда атеисты могли бы сказать: «У нас есть свобода совести. Народ сам отказывается от религии». Таким образом религиозная свобода походит на разрешение жить, за исключением только того, что запрещается родиться…
Уважаемые судьи, я думаю, что вы, как и большинство людей нового поколения, знаете о Боге только из таких книг, как «Забавная библия» и других подобных изданий, а не от Того, Кто умер за нас на кресте. Кто знает, сможете ли вы сегодня, несмотря на то, что обладаете высокими познаниями в вашей специальной области, сдать хотя бы такой же экзамен по религиозным вопросам, какой сдают дети накануне своего первого причастия? Если мы учтем все это, и в особенности то, что вы, по словам Рахманова, являетесь творениями новой фабрики человека, мы должны простить вам и этот суд, и молить Бога о прощении вам грехов. В тот день, когда в церкви произошли беспорядки, о которых я говорил ранее, я сразу же после них спросил детей: «Дети, должны ли мы ненавидеть этих людей?» и они ответили: «Нет». — «Каков главный завет Иисуса Христа?» — «Не считать никого своим врагом», — гласил ответ.
Возможно ли, чтобы об этих и других фактах, из которых мы выбрали для примера только несколько, известных всему народу, республиканским властям было невдомек? Почему это происходит? Почему я обвинен и судим за нарушение свободы совести? Как можно наказывать человека за нарушение юридических предписаний, которые не соблюдаются, ка к мы видели, даже правительственными учреждениями? Разве сам факт, что подобный процесс против священника имеет место, не является преступлением против свободы совести, как и попытка удалить детей от влияния родителей? Вероятно, можно было бы обвинить священника в нарушении свободы совести, если бы он делал это без ведома родителей. Но возможно ли, что само государство презрело законы, провозглашенные конституцией, — раз оно терпит все это?
Если рассмотреть конкретные факты, то создается впечатление, что статья, на основании которой меня судят, довольно туманна. Я хочу напомнить о подобном процессе в 1964 году, во время которого я был приговорен к году тюрьмы за религиозное обучение детей. Через несколько месяцев пришло правительственное предписание освободить меня и реабилитировать. В нем значилась следующая мотивировка: «Было установлено, что по отношению к детям не было применено никакого насилия». Но суду это было известно и ни в приговоре, ни во время судебных заседаний не было ссылок на то, что детей принуждали. Во время процесса ст. 143 Уголовного кодекса была истолкована следующим образом: «Запрещается организация и обучение религии в школе» (но не в церкви!). И хотя мне этого нельзя было поставить в вину, тем не менее суд вынес мне приговор. Как это объяснить? Кроме того, если в конце концов я был оправдан, то почему же меня снова судят на основании той же статьи?Жалоба родителей правительству СССР свидетельствует о том факте, что дети обучались не в школе, а в церкви, и по желанию самих родителей.
Закон не может толковаться при одних и тех же обстоятельствах один раз так, а другой раз иначе.
Точно так же мне не удалось выяснить, когда и где эти «инструкции» по применению законов были опубликованы, потому что ни следователь, ни Коллегия адвокатов города Вильнюса не дали ответа на мой запрос.
Какие же выводы можно сделать из всего вышеизложенного? Если посмотреть на все эти события с чисто человеческой и довольно ограниченной точки зрения, хочется повторить слова Христа: «Авва Отче, пронеси чашу сию мимо меня». Мы, священники, должны благодарить вас за этот и за подобные судебные процессы. Они заставляют говорить нашу совесть, не дремать, быть решительными. Вы
оставляете нам две возможности.
Первая: Быть священником в духе Христа, то есть решить исполнять обязанности, наложенные Им, по законам Церкви, и быть готовым принять все, что Провидение ниспошлет нам.
Вторая: Выбрать путь так называемого «мирного сосуществования с атеистами», пытаться приспособиться. Пытаться служить двум господам. Согласиться на предписания атеистов. Оставаться законными священниками, но не выступать против атеизма. Гнать молодежь из церкви, чтобы она не посещала богослужений. И, наконец, не призывать их посещать богослужения, ибо это запрещено…
Готовя детей к первому причастию, удовлетворяться тем только, что они знают молитвы, без понимания святого таинства, сущности христианства и без мысли о том положении, которое наступит в нашей стране через десять или двадцать лет. Это означает: не исполнять в действительности обязанностей священника, войти в конфликт со своей совестью, думать только о том, что сегодня подадут
к обеду, и забывая, что говоришь детям о Боге, но о Боге, который фактически не существует. Я лично не верю в того Бога, которого они стараются
представить теперь в их печати и радио.
Вы привлекли ко мне тысячи молодых людей за решетку. Ни один из них не знает, какого Бога мы должны любить и какой Бог любит нас. Никто вообще никогда не говорил с ними о таком Боге. Никто не учил их искать счастья в добре, которое надо делать каждому, даже врагу. Я знаю очень хорошо, что если мы, священники, не будем говорить молодежи об этом — то камни об этом возопят. И Бог спросит с нас за их судьбу!
Вот что означает в наших кругах «мирное сосуществование с атеизмом», и то, чего верующим заграницей просто не понять.
И разве не атеисты ответственны за все это?
Однако процесс надо мной показал, что есть и другой выбор: зарешеченное оконце и следователь, который вам скажет: «Вы не захотели вкушать яств, да будет вам сухой хлеб!».
Но если сегодня нас не будут судить судьи, то завтра мы предстанем перед судом народа!
В конце концов наступит час Страшного суда.
И этого суда, да поможет нам Бог, мы, священники, страшимся гораздо более, нежели ваших процессов!
Мои мысли обращаются к тысячам молодых людей за решеткой. Они были неспособны в детстве слушаться своих родителей… Я люблю землю на берегах Немана. Но я знаю, что она исчезнет, если дети не будут слушать своих родителей…
Но если все это, согласно вашей совести, составляет преступление, то считайте меня фанатиком и судите меня, но в то же время судите и самих себя.
Я прошу суд принять во внимание психологические обстоятельства, о которых я упоминал, и не забывать, что приговор может побудить верующих считать статьи конституции чистой пропагандой. Как может закон внушать уважение, если он приводит человека к конфликту с его совестью? Как может быть уважение к закону, если он наказывает человека за осуществление его прямых обязанностей?
«Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян. 5, 29).
Народный суд Каунасского района, Пренай, Литва
11 ноября 1971 года
Источник: Вольное слово. Самиздат. Избранное. Выпуск 14-15, 125 страница
Подробнее о деле: Хроника текущих событий, выпуск 21
Фото: MELC archyvas
Поделиться в соцсетях: